Ирина
перескочила уже на другую тему, сегодня ее мало что интересовало, кроме
взаимоотношений с Виктором. Ирине хотелось говорить только об этом, но она
боялась, догадываясь, что Зоя относится к Виктору с неприязнью.
И
она, как бы ощупью, сама того не сознавая, бродила вокруг да около, говоря об
отношениях между мальчиками и девочками, поэтому и сказала о замужестве
двоюродной сестры, а теперь спросила Зою:
—
С кем ты больше всех дружишь в классе?
Зоя
ответила быстро, словно давно уже продумала этот вопрос:
—
После того как меня выбрали групоргом класса, я стараюсь со всеми быть ровной,
за исключением, конечно, таких персон, как Терпачев, Уткина, и еще некоторых
индивидуалов.
—
Ровной, в смысле справедливой? — спросила Ирина. — Но все-таки ближе всех есть
же кто-нибудь у тебя? А потом, не всегда же ты была групоргом?
Зоя
немного задумалась и ответила: — Ты же знаешь — ближе всех мне Лиза
Пчельникова.
—
Староста класса?
—
Лиза — верный товарищ! Она глубоко все переживает, а главное, ей во всем можно
верить, на нее можно спокойно положиться в любом деле. Но она замкнутая. Я
хорошо понимаю, что это не плохая замкнутость, то есть не скрытность. Это,
может быть, неуверенность в своих силах... Но полного равенства во
взаимоотношениях у нас не получается, может быть, от ее замкнутости.
Ирина
порывисто повернулась к Зое и, остановившись, спросила:
—
Зойка, хочешь, я тебе скажу?.. — Но тут же оборвала себя: — Нет, не надо!..
—
Нет уж, раз начала — говори!
—
А ты не обидишься?
—
Ой, терпеть не могу твоей манеры играть в таинственное! Сейчас же говори, а то
я повернусь и пойду одна!
Ирина
сказала:
—
У тебя потому не получается ни с кем равенства в дружбе, что ты деспотична,
захватываешь первенство!
Зоя
покраснела и сильно нахмурилась, потом расправила складки на лбу и пристально
посмотрела на Ирину широко раскрытыми глазами, как бы желая убедиться — то ли
Ирина хочет сказать, что на самом деле думает? «А может быть, Ирина права? —
мелькнула у нее мысль. — Ведь Шура говорит почти то же самое». Слова Ирины
задели ее.
—
А ты очень страдаешь от моего деспотизма?
—
Зойка, ты же сама прекрасно это знаешь! Отчего мы с тобой часто ссоримся?
Потому что ты постоянно перебиваешь меня, когда я говорю, и начинаешь поучать
тоном превосходства. Чего, например, стоит однатолько
твоя самоуверенная поговорка: «Само собой разумеется...»
—
Ну ладно, — сказала Зоя, — обижайся, сколько тебе вздумается. У тебя тоже есть
любимая поговорка: «А вчера Виктор мне сказал...»
Ирина
остановилась как вкопанная и недоверчиво смотрела на Зою: действительно ли она
это сказала? На глазах Ирины медленно проступили слезы. Зоя взяла ее за обе
руки:
—
Ирка, ну что ты? Неужели ты серьезно?..
Но
Ирина вырвала руки, круто повернулась и пошла одна в противоположную сторону.
Зоя тотчас же направилась следом за нею. Ирина пошла быстрее, но Зоя догнала
ее и схватила за руки теперь уже так крепко, чтобы та не могла вырваться. Зоя
старалась заглянуть ей в глаза. Она хорошо знала, что Ирина долго не может
выдержать ее взгляда. Та несколько секунд крепилась, потом вдруг фыркнула и
рассмеялась.
—
Ты знаешь, что я вспомнила, когда ты вот так взяла меня за руки? — спросила
она, продолжая смеяться.
—
Ну?
—
«Омлет»!
Как
только Ирина произнесла это слово, Зоя откинула голову назад и тоже
расхохоталась.
В
седьмом классе Ирина писала стихи. Однажды она написала даже целую поэму.
Понаслышке она знала слово «омлет», но думала, что это иностранное собственное
имя, такое же, как шекспировский Гамлет, и дала герою поэмы, средневековому
рыцарю, боровшемуся на стороне восставших крестьян, имя Омлет.
Ирина
и Зоя стояли посредине тротуара и хохотали. Они долго не могли успокоиться.
Стоило им взглянуть друг на друга — смех начинал их душить снова. Они перестали
смеяться только тогда, когда увидели, что к ним приближается пьяный. Одет он
был хорошо и вел себя спокойно. Но когда Ирина и Зоя хотели пройти мимо него,
он небрежным движением руки сдвинул шляпу немного набекрень, потом, широко
расставив руки, загородил проход и сказал с наглой улыбкой на красивом
самоуверенном лице:
—
Всю жизнь мечтал познакомиться с девушками, у которых такой непринужденный,
искренний смех!
Ирина
оробела, ей казалось, что именно с нее пьяный не сводит плотоядных
покрасневших глаз. Она взяла Зою под руку и, прижавшись к ней, шепнула:
—
Давай убежим!
—
Ты с ума сошла! — громко сказала Зоя, освобождая руку, чтобы не чувствовать
себя связанной в движениях. — С какой стати?!
—
Совершенно верно! — подхватил ее слова нахал и, продолжая загораживать им
дорогу, проговорил таким тоном, как будто обо всем уже договорился: — Сейчас
мы возьмем на Ленинградском шоссе такси и поедем на Химкинский речной вокзал.
Там чудесная отварная осетрина в белом соусе!
Ирина
опять взяла Зою под руку, но та нетерпеливо отстранила ее от себя и смело пошла
на пьяного, как будто тротуар был совершенно свободен.
Пьяный
повторил было попытку помешать им пройти — опять широко расставил руки, но по
мере того, как Зоя подходила к нему, он опускал их все ниже и ниже. Наконец он
и вовсе не выдержал пристального, сурового взгляда Зои, отступил в сторону и,
потупившись, снял шляпу с театральным шутовским жестом, делая вид, что
разметает ею дорогу, и стараясь тем самым скрыть смущение.
Когда
они отошли шагов на десять, Ирина заговорила:
—
Глаза у него точно пиявки, после его взгляда хочется стать под горячий душ...
Но
Зоя ее перебила:
—
Не будем о нем говорить, с какой стати тратить время на всякую дрянь! О чем мы
с тобой говорили?
Ирина
все-таки боязливо обернулась назад, но увидела только спину пьяного.