Глава  двадцать  восьмая

 

На третьем уроке настроение у Зои изменилось. Физику преподавал педантичный, сухой Сергей Сергеевич Бачинский. Он вел урок с таким видом, как будто ему самому все на свете, в том числе и физика, давным-давно надоело.

 

У него была тяжелая, круглая голова с широким, плоским лицом, как бы вдавленным внутрь при какой-то катастрофе. Для такого лица глаза у физика были маловаты. Никто не считал его злым или придирчивым, наоборот, он ко всем относился вяло‑снисходительно. Просто это был скучный человек, и никому не хотелось знать, почему он таким стал и существует ли все-таки что-либо в природе, что его может по‑настоящему взволновать.

 

Физик вызвал к доске Нату Беликову. Пока она, путаясь в решении задачи, начала оглядываться на товарищей, вымаливая заискивающим взглядом подсказку, Зоя отвернулась и  начала смотреть на верхушки берез за широким окном, лишь бы только не видеть жалкого состояния Беликовой.

 

Почки на ветвях берез уже чуть-чуть проклюнулись, и едва уловимый зеленовато‑дымчатый налет, как воздушная пыльца, припорошил их вершины; слабый ветер отводил в сторону гибко свисающие, длинные ветки, но они лениво, нехотя поддавались ему и возвращались на прежнее место, сгибались и опять выпрямлялись.

 

Как только Зоя отвлеклась от того, что происходило в классе,  ею вновь овладела тревога: сумеет ли она провести собрание комсомольской группы? Главное, с самого начала задать собранию нужный тон. Она сама, конечно, должна выступить первой.

 

У Ленина есть замечательное высказывание о том, что недопустимо  скрывать ошибки, надо их своевременно вскрывать и ликвидировать. Во время перемены  надо будет попросить библиотекаршу помочь найти эту цитату.

 

Затем необходимо подвергнуть общей критике положение в классе, вскрыть недостатки, особенно подчеркнуть события последней недели: падение дисциплины, рост неудовлетворительных отметок, небрежное выполнение комсомольских поручений. После этого перейти к позорной истории с бутылкой, нахальству Терпачева по отношению к Ивану Алексеевичу и, наконец, — дезертирство Уткиной и Терпачева, паника перед трудностями работы.

 

Физик, заметив, что Зоя не отрываясь смотрит в окно, куда-то вверх, и занята своими мыслями, сказал:

 

—  Космодемьянская, помогите Беликовой, у нее не получается.

 

Зоя вспыхнула, посмотрела на доску, но продолжала сидеть. Потом она медленно поднялась и с обычной прямотой сказала:

 

—  Извините, Сергей Сергеевич, я отвлеклась и не следила за ходом решения задачи.

 

Весь класс смотрел на нее с удивлением. Не было еще такого случая, чтобы вопрос преподавателя мог застать Зою врасплох.

 

Люся обернулась назад, фальшиво-снисходительно скривив губы. Ей хотелось обменяться понимающим взглядом со Шварцем, раз уж рядом с ней не было Терпачева, она забыла, что и Шварца тоже нет в классе. Увидев вместо него пустое место, Люся подняла руку и попросила:

 

—  Разрешите мне?

 

Но физик, просматривая по списку фамилии, прижал одну из строчек пальцем и вызвал:

 

—  Коркин!

 

Пока Коля Коркин обдумывал задачу, Зоя продолжала стоять; она разобралась в том, что поставило в тупик Нату Беликову, и, обнаружив ошибку, быстро прошла к доске, стерла все лишнее и на чистом месте написала правильное решение.

 

С этой минуты она больше не теряла власти над своим настроением, внутренне подобралась, подтянулась и силой воли заставила себя быть внимательной на всех остальных уроках.

Далее >>

Главная >> Книги >> Содержание >> Глава двадцать восьмая