№24

 

Воспоминания Виктора Белокуня,  одноклассника

Зои и Александра  Космодемьянских

 

6 февраля 1942 г.(1)

 

Передо мной высокая худая девочка с черными гладкими волосами, зачесанными назад, с быстрыми темными глазами. Смуглый оттенок лица и немного широкие скулы делали ее похожей на южанку. Она стояла около моей парты лицом к окну и следила за игрой в футбол во дворе школы. Это было в начале сентября в школе после уроков.

 

Такой помню я Зою Космодемьянскую семь лет назад, т.е. в 1935 г. В этом году я познакомился с Зоей как одноклассник, и потом на протяжении всего курса занятий в школе (с 1-го по 12-й класс)(2) я учился вместе с ней и с ее братом Александром.

 

Четвертый класс 10-й школы ФЗД(3). Сорок учеников застыли в ожидании вызова к доске с разбором бывшего вчера диктанта по русскому языку. Наконец учитель (Л.Н.  Юрьева) объявляет: «Космодемьянская!» Зоя встает из-за парты с тетрадью в руке и уверенно идет к учителю. Просто и ясно объясняет она правописание трудных слов, читает правила, приводит примеры. Все это делается без малейшей заминки. Учитель доволен и Зоей, и ее ответом. Да как же не быть ею довольным? Ведь она написала этот диктант, как и все предыдущие, на «отлично».

 

«Хорошо, Зоя, достаточно. Остальное ответит другой», — прерывает ее учительница, и в классном журнале, в клеточке против ее фамилии появляется коротенькое, но радостное для ученика словечко — «отл.».

 

А вечером этого же дня к нам в школу пришли наши шефы из редакции газеты «За ударные темпы» завода НКО. Пионерский актив нашего класса (Зоя входила в него как звеньевая) докладывал им по подготовке ребят к празднику Великой Октябрьской социалистической революции, о том, какие подарки преподнесем мы  в этот день на пионерском сборе. «Моим лучшим подарком, — сказала Зоя, — будет отличная успеваемость. Этого я добьюсь, обязательно добьюсь!» И когда перед праздником мы снова собрались в редакции и стали называть свои подарки, Зоя осторожно открыла обложку дневника, и там на последнем листе в табеле стояли одни отличные отметки.

 

После беседы редактор обратился к нам: «Ну а теперь, ребята, пусть каждый расскажет мне, кем бы он хотел быть в будущем». Двенадцатилетние мальчики решали быть художниками, изобретателями, пограничниками, девочки больше отмалчивались. «Хочу научиться познавать людей, — сказала  вдруг Зоя. — Буду много-много читать, я ведь люблю литературу». — «Добро! — ответил редактор. — Будь настойчива, воспитай в себе смелого пионера-ленинца, больше читай, люби книгу, и ты добьешься того, чего ты хочешь».

 

А когда зимой меня на целых сорок дней положили (со скарлатиной) в больницу, то первым отрадным днем для меня стал тот день, когда сестра принесла мне аккуратно вчетверо сложенный листок бумаги — это была записка от пионеров нашего класса, написанная Зоиной рукой. «Скорее поправляйся, Витя, — писала она, — ведь я сейчас работаю за тебя председателем отряда. Работы много. Третья четверть кончается, а в классе еще есть две плохие отметки. Занимаюсь с этими ребятами, помогаю всем, чем могу, обещала классному руководителю, что плохих не будет. Ну, выздоравливай скорее. Привет ото всех ребят. Зоя Космодемьянская».

 

На следующий день я просил передать врачу, что согласен на операцию, на которую за два дня до этой записки не соглашался. Мысли о ребятах, о школе стали меня преследовать, и я сам стал инициатором такого неприятного дела, как операция.

 

В 5-м классе я помню Зою деятельной девочкой, которая принимала самое живое участие в подготовке всевозможных вечеров художественной самодеятельности, пионерских сборов и т.п., что, однако, не мешало ей отлично заниматься и получать каждый год похвальные грамоты.

 

В б-м классе мы стали готовиться к вступлению в комсомол (это было в 1938 г.), и в октябре этого же года общее собрание комсомольцев нашей школы (переименованной к этому времени в 201-ю среднюю школу ООНО) приняло часть ребят нашего класса в члены ВЛКСМ. Комсомольская группа вначале состояла всего из шести человек. Групоргом был Арнольд Гриф, на 7 месяцев раньше нас вступивший в комсомол. На собраниях нашей группы я еще ближе познакомился с Зоей. Она жила в доме недалеко от парка им. Тимирязева. Отца у нее не было. Четырнадцатилетний брат Александр учился с нами в одном классе. Мать работала на заводе. Зоя очень любила своего брата. «Мурочка» — как она его называла — учился хуже ее и постоянно имел неприятности с учителями, за которые она болела душой. Много раз самолюбивому Шуре приходилось выслушивать наставления сестры, на которые он обычно дулся, краснел и ничего не отвечал, чувствуя себя виноватым.

 

В середине учебного года начался трудный раздел по математике и физике, и Зоя, лучше других преуспевавшая в литературе и истории, стала отставать по математике. Зоя усиленно занималась, обращалась ко мне за помощью. Много раз оставались мы после уроков, решали задачи, разбирали формулы. Но на следующий день у доски она опять допускала какую-либо неточность, путалась с ответом, и нам приходилось заниматься снова. Зоя была настойчива; если мне надоедал один и тот же материал и я спешил перейти к другому, то она останавливала меня и повторяла этот раздел столько раз, сколько нужно было для того, чтобы его усвоить. Нам жалко было терять в классе отличника, и мы решили, что если поручить Зое ответственную работу, то она обязательно подтянется в учебе. Зою выбрали групоргом, но потом мы поняли свою ошибку: поручив ей такую работу, мы отняли у нее много времени, что отразилось на ее учебе.

 

Но и в этом случае Зоя не оставалась бездеятельна: однажды на группе ею было внесено предложение о регулярных занятиях наших комсомольцев с малограмотными и неграмотными домохозяйками. Вначале ребята согласились, но когда оказалось, что придется ходить далеко через поле, то многие стали отказываться. Зоя пристыдила их и указала на то, что они не выполняют комсомольских поручений,  те стали посмеиваться над этим нововведением, и начался большой спор, а затем  и  ссора. Настало время перевыборов, и групоргом снова был избран Арнольд Гриф.

 

Эта история очень нехорошо подействовала на Зою. Она стала как-то постепенно уходить в себя. Стала менее общительной, больше полюбила уединение. В 7-м классе за ней еще чаще стали замечать, как нам казалось, странности. В душе она чувствовала глубокую обиду. Ее убеждения в том, что ребята-комсомольцы должны быть смелыми, решительными, не бояться трудностей, были разбиты самими же ребятами, которые отказались выполнить уже принятое поручение и, будучи неправы, затеяли спор и даже ссору. Как и многое другое, это быстро забылось ребятами, но Зоя не могла забыть ни ссоры, ни обиды: они больно поразили ее. Было заметно: что-то накипает в душе у этой девушки. Она не находила себе места, но не с кем было поделиться, некому было выложить душу. Из девочек близких подруг после ссоры не было, а из мальчиков оставался один брат Шурик, которого она хотя и очень любила, но задушевно поговорить боялась — мог не понять. Мы тоже не понимали эту девушку, и она не могла среди нас найти себе друга. Слишком загадочным было для нас ее молчание, всегда задумчивые глаза, а порою некоторая рассеянность. И непонятная Зоя становилась еще непонятней.

 

В середине года мы узнали от ее брата Шуры, что Зоя серьезно больна. Это произвело на ребят сильное впечатление. Решили, что в этом виноваты мы. Некоторые несмело оправдывались, но комсомольская группа дала почувствовать всем, кто прав, а кто виноват, и ребятам было больно и неприятно за свои опасные и серьезные ошибки.

 

После выздоровления (это было уже в 9-м классе, т.е. в 1940 г.) никто из ребят не напоминал Зое о ее болезни: каждый старался скорее забыть прошлое и скорее принять Зою в свой коллектив. Это была уже не худая, смуглая девочка-подросток, а высокая стройная девушка, с коротко остриженными волосами, плечистая и полная. Всех удивляло то, что, несмотря на большой пропуск учебных дней, она шла в учебе наряду со всеми: как и прежде, ее сочинения по литературе отличались своеобразием написания, живостью образов. Было видно, что материал, по которому пишется сочинение, глубоко продуман и понят, и единственное, что было однообразно во всех сочинениях, — это оценка «отлично». Много раз приходила Зоя к нам в комитет и спрашивала: «Скоро ли Шурику можно будет стать комсомольцем?» Но у Шурика не ладилось с учебой и дисциплиной. И неустанная Зоя принималась за него еще и еще раз. Опять Шурик писал дополнительно сочинения и получал замечания от сестры на уроках, когда мешал преподавателю и ребятам.

 

Последний раз я встретился с Зоей на трудфронте. Комсомольцы нашей школы были направлены в один из животноводческих совхозов под Каширу на уборку картофеля. Это было осенью 1941 года. Много часов подряд трудились наши комсомольцы на полях совхоза. А вечером после трудной работы веселились, отдыхали. Как и все, работала вместе с нами простая советская девушка, молодая комсомолка Зоя Космодемьянская, покрывшая теперь себя великой славой доблестного защитника нашей Родины.

 

Холодное осеннее солнце немного подсушило траву. Ребята выбежали из дома с мячом, и на поляне под окном завязалась жаркая футбольная схватка. Зоя стояла около окна и следила за игрой. Здоровый осенний воздух врывался через распахнутую форточку, румянил ее щеки. Тусклое осеннее солнце отражалось в ее темных, блестящих глазах. Взгляд ее постепенно перешел на темнеющий вдали лес и стал задумчивым и далеким.

 

ЦАОПИМ. Ф. 8682. Оп. 1. Д. 561. Л. 105 — 111.

Машинописный экз; там же. Л. 162 — 175.

Машинописный текст с автографом красным карандашом; там же.

Л. 196об — 204об. Автограф на тетрадных листах

синими чернилами;

РГАЛИ. Ф. 1865.0п. 1. Д. 110. Л. 16 — 21.

Машинописный экз.

РГАСПИ. Ф. М-7. Оп. 2. Д. 649. Ч. 8. Л. 14 — 19.

Машинописный экз. Опуб.: Москва прифронтовая. 1941 — 1942.:

архивные документы и материалы. М., 2001. С. 569 — 571.

Печатается по тексту машинописного экз. ЦАОПИМ.

 

 

 

 

Примечания:

 

(1)  Датируется по: РГАЛИ. Ф. 1865.0п. 1. Д. 110. Л. 16 — 21.

 

(2)  Так в тексте.

 

(3)  ФЗД — Фабрично-заводская девятилетка.