Глава
из книги Л.Т. Космодемьянской«Повесть
о Зое и Шуре» —
«Пожелай
мне доброго пути!»
1950
г.
— Где
ты был, Шура? Почему так задержался?
— Ох,
мамочка, прости, пожалуйста. Так уж вышло.
С
каждым днем Шура приходит все позже. Он чем-то встревожен, о чем-то все время
сосредоточенно думает. О чем? Почему он не говорит мне?.. У нас не в обычае
расспрашивать друг друга. Если хочешь поделиться тем, что у тебя на душе, — скажи
сам. Так оно и бывало всегда. Почему же сейчас он молчит? Что случилось? Что у
нас может еще случиться? Может быть, пришло письмо из Гаев? Здоровы ли
старики?.. Вот вернется сегодня Шура, и я сама его обо всем спрошу.
И
вдруг, убирая со стола, я нечаянно смахнула какой-то забытый листок.
Нагнулась, подняла. На листке рукою Шуры были переписаны стихи о водителе
танка, который, как капитан Гастелло162, в последний миг
повел на врага свою охваченную пламенем машину:
Вот он по рытвинам крутым
Идет неудержимо,
И вьются по ветру за ним
Густые космы дыма.
Он возникает тут и там,
Как мститель, в самой гуще,
И настигает по пятам
Идущих и бегущих.
Дымится в поле снежный прах
На узком перекрестке, —
Трещат у танка на зубах
Обозные повозки.
Он через рвы летит вперед, —
В глазах мелькают пятна, —
И землю ту, что он берет,
Он не отдаст обратно...
Ты различишь его в огне
По свету славы вечной,
По насеченной на броне
Звезде пятиконечной.
Я
прочитала эти стихи и вдруг поняла то, о чем боялась думать все это время: Шура
уйдет. Уйдет на фронт, и ничто, ничто его не остановит. Он еще ничего не сказал
мне, ни словом не обмолвился, и ему еще семнадцати не исполнилось, но я знала:
так будет.
И
я не ошиблась. Как-то вечером, вернувшись домой, я еще в коридоре услышала
шумный разговор и, открыв дверь, увидела: сидят впятером — Шура, Володя
Юрьев, Володя Титов, Неделько и Юра Браудо; у каждого в зубах папироса, комната
полна табачного дыма. До этой минуты я никогда не видела, чтобы Шура курил.
—
Зачем это ты? — спросила я только.
—
Нас сам генерал и то угощал, — быстро, словно решившись, ответил Шура. — Мы...
знаешь, мы едем в Ульяновское танковое училище. Нас уже приняли.
Я молча
опустилась на стул...
—
Мамочка, — говорил Шура ночью, подсев ко мне на кровать, — ты только пойми.
Ну пожалуйста! Чужие люди пишут тебе: «Мы будем мстить за Зою». А я, родной
брат, останусь дома? Как же я посмотрю в глаза людям?
Я
молчала. Если тогда я не нашла слов, которые остановили бы Зою, какие слова
найду я теперь?.. 1 мая 1942 года Шура уехал.
—
Их не будут провожать, — сказал он про своих друзей. — И меня не надо,
хорошо? А то им обидно станет. А ты пожелай мне доброго пути.
Я
боялась, что голос мне изменит, и только молча кивнула. Сын еще раз обнял меня,
крепко поцеловал и вышел из комнаты. Дверь захлопнулась, и на этот раз я
осталась совсем одна.
...А
через несколько дней пришло письмо из Осиновых Гаев: умерла моя мать. «Не
смогла она пережить Зоиной гибели», — писал отец...
Космодемьянская
Л.Т.Повесть
о Зое и Шуре. С. 220 — 222.